П а п а ш и о роли отцов в воспитании шахматных и музыкальных вундеркиндов Два разрозненных на первый взгляд события произошли практически одновременно: наш бывший земляк, а ныне американец Гата Камский завоевал Кубок мира по шахматам, а полумосквичка-полупетербурженка пианистка Полина Осетинская выпустила автобиографическую книгу под полемическим названием "Прощай, грусть".
Гата и Полина погодки (он 1974 г.р.; она 1975-го); оба прославились в раннем детстве как вундеркинды, отличающиеся феноменальными способностями; оба еще в пору ранних успехов столкнулись с недоверием, с травлей, став пищей для всевозможных слухов и кривотолков. Оба, не выдержав этого, в какой-то момент задумались о бегстве в Америку: Гата решился на побег, а Полина отказалась от него в самый последний момент.
Оба, прервав на какое-то время триумфально складывающуюся карьеру, получили формальное образование с тем, чтобы вернуться -- он в шахматы, она в музыку -- уже не вундеркиндами, а сложившимися (язык не поворачивается сказать, специалистами) профессионалами самого высокого уровня.
Вундеркинд Камский Как раз в профессиональном смысле труднее пришлось, пожалуй, Камскому. Начав к двадцати годам обыгрывать всех подряд и, несомненно, войдя в тройку ведущих шахматистов мира (наряду с Каспаровым и Карповым), он семимильными шагами шел к шахматному трону.
Мир шахмат был в то время расколот: одни считали чемпионом Карпова, другие -- Каспарова; обыграть и того, и другого предстояло в матче, на который можно было выйти, лишь последовательно обыграв несколько очень сильных соперников; причем отбор по обеим версиям производился одновременно -- и игроку, вознамерившемуся выйти на оба главных матча, играть нужно было практически беспрерывно.
Ведущие шахматисты мира тогда в основном проявили здоровый практицизм: одни сделали ставку на перспективу матча с Каспаровым, другие -- с Карповым. Гата проявил максимализм -- ему нужно было и то, и другое! В конце концов даже у железного (но юного) Камского иссякли силы: на матч с Каспаровым он не вышел (проиграв в финале отбора нынешнему чемпиону мира Ананду), а на матч с Карповым вышел совершенно измотанным -- и уступил в неравной борьбе (неравной во многом и потому, что матч проходил в Элисте, где Карпову был обеспечен режим наибольшего благоприятствования).
Тем не менее, двадцатилетний шахматист вошел (даже с оглядкой на Ананда и стремительно набиравшего силу Крамника) в первую пятерку, заработав при этом около миллиона долларов. Это была отличная стартовая площадка для нового штурма сдвоенной, как Твин Пикс, вершины -- через год, через два, максимум через три. Причем время безусловно работало бы теперь на Камского!
Однако Гата вновь проявил свойственный ему максимализм: не став чемпионом мира с первой попытки, он ушел из шахмат. Как объявил, навсегда. Начал изучать юриспруденцию, подумывал и о занятиях медициной. А затем -- после многолетнего перерыва -- вернулся в шахматы. Ставшие к этому времени совершенно другой -- и нельзя сказать, чтобы лучшей -- игрой!
Современные шахматы оседлал и подмял под себя компьютер. Домашняя подготовка (отличавшая некогда "советскую шахматную школу"; первопроходцем слывет Михаил Ботвинник; серьезным аналитиком успел зарекомендовать себя и юный Камский) проходит "по первой линии" игровых модулей ("Фрица", "Рыбки", "Заппы") на основе многомиллионной базы партий; оригинальная игра начинается с двадцать пятого, а то и с тридцатого хода; побеждает -- при прочих равных -- тот, кто лучше подготовился, а главное, кто сумел удержать в памяти весь объем собственной (и машинной) подготовки; молодые и совсем юные -- с ничем не замутненной памятью и не расшатанной нервной системой -- сразу же получают таким образом гигантскую фору; двенадцати-тринадцатилетние мальчики (и даже девочки!), играющие в силу гроссмейстера, уже не редкость; поколение Камского, находящееся пока на вершине (Ананд, Крамник, Топалов) за счет работоспособности и опыта, теснят юные Карлсен, Карякин, Раджабов -- ни одному из них нет и двадцати!
Камского, когда он вернулся, жестоко побили. Средних гроссмейстеров он по-прежнему -- на классе -- обыгрывал, с сильными играл в основном вничью, а сильнейшие -- молотили его беспощадно. Чаще всего он просто-напросто "не выходил из дебюта" -- то есть становился жертвой компьютерной подготовки соперника. Или выходил из дебюта -- но "вбок", в заведомо кривые и некорректные варианты, добровольно соглашаясь на изрядно худшую позицию, -- с тем же результатом.
А потом приноровился, подучился (вернее, переучился), потренировался -- и начал выигрывать. Поначалу казалось, будто ему просто-напросто "прет". Однако постепенно стало ясно, что дело отнюдь не только в везенье. А после выигрыша им Кубка мира и слепому видно: Камский готов "рвать" всех и дальше, как "рвал" двадцатилетним; он сохранил нервную систему юноши, а по общечеловеческим меркам находится в самом расцвете сил.
(В далеком 1992 году поспорили мы в печати с лучшим "шахматным писателем" страны Виктором Васильевым, ныне покойным, о том, кто талантливее -- Камский или Крамник. Долгое время казалось, что прав был мой ратовавший за Крамника оппонент, но, как выясняется, все же еще не вечер.)
Оба свои главные решения -- бежать в Америку и бросить шахматы -- юный Гата Камский принял, посоветовавшись -- как всегда и обо всем -- с отцом Рустамом.
Вундеркинд Осетинская Отец Полины Осетинской, сценарист-шестидесятник Олег Осетинский (у этой кипучей натуры немало занятий, талантов и, мягко говоря, своеобразных черт характера, но мы до поры до времени остановимся на двух определениях -- профессиональном и поколенческом), дочь в Америку буквально вытаскивал, имея контракт на все тот же миллион долларов и надеясь уже в ближайшие годы заработать на юной пианистке как минимум миллиард!
И когда она сбежала от него -- буквально перед самым отъездом, -- принялся преследовать дочь, угрожая "предательнице" уже не просто физической расправой (нещадно бил он ее и раньше), а смертью... И до сих пор, уже семидесятилетним стариком (недавно, впрочем, вновь ставшим отцом), продолжает проклинать ее и не устает надеяться на то, что блудная дочь (в возрасте Иисуса Христа) еще одумается и вернется к нему:
"Значит, ты сознательно ушла от больших денег, от славы и от поездок? А кто же рыдал и бился головой об пол, когда вам не дали визу... Ты тяжело и страшно виновата перед отцом и Богом! Сейчас ты никто -- это уже наказание. Даю тебе еще две недели -- чтобы полностью публично покаяться -- в клевете, лжи, предательстве по отношению к твоему великому отцу, который тебе жертвовал всем -- как и бабушка, которую ты даже не помнишь!
Мне тебя -- жаль. Как можно жить с таким количеством лжи и мерзости в душе! /.../ Полина, пойми, -- против правды не попрешь. Бога ты не обманешь.
Только саму себя.
Твой отец и учитель".
Портрет "папаши", созданный Полиной Осетинской, получился убийственным.
Задумав сделать третью дочь (после неудачной попытки с первой; вторая почему-то выпала из отцовского внимания) знаменитой пианисткой и взять тем самым полный реванш у мира ("И сыграла бы ты -- то есть, Я, твоими руками и ногами! -- гениально, как я делал с тобой множество раз!"), он обрек ее изуверским пыткам -- голодом, холодом, пятикилометровыми кроссами (в пятилетнем возрасте), мучительными занятиями музыкой по собственной методе и под личным руководством (причем сам Олег даже не умеет читать ноты). С профессиональными педагогами -- лучшими в отрасли -- он моментально разругивался и прогонял их: я буду преподавать дочери сам. Проявив себя деятельным -- и безжалостным -- импресарио, он и впрямь "пробил" дочери всесоюзную славу -- и изнурял девочку девяти-десяти лет сольными концертами (по несколько в день), зарабатывая на этом до двух тысяч рублей (двести тысяч на нынешние деньги) в сутки!
Отцовская любовь Рустам Камский вел себя, пожалуй, скромнее. Сына он бил (профессиональный боксер, он, как и Осетинский, отличался агрессивной драчливостью и по отношению к окружающим), но "по делу"; тренеров прогонял -- но тут же нанимал новых -- и, плохо играя в шахматы, сам тренировать сына не пробовал. Голодом и холодом морил мальчика скорее поневоле -- жили они в жуткой нищете. Если восьмилетний Гата "зевал" фигуру в любительском турнире на деньги (первый приз -- десять рублей), отец громогласно восклицал: "Ты только что оставил нас без ужина!" Безуспешно интриговал -- и бурно протестовал, когда против него интриговали куда успешнее... Травля юного Камского (вполне сопоставимая с травлей юной Осетинской) началась по сходной причине: оба папаши -- и шахматного вундеркинда, и музыкального -- вызывали "в инстанциях", да и просто у профессионалов ужас и омерзение.
Оба папаши ставили талант своих детей себе и только себе в заслугу. Рустам Камский полагал, будто играет в шахматы вместе с Гатой и является с ним единым целым, а Олег Осетинский считал Полину чем-то вроде протеза, призванного заменить ему изуродованную в детстве кисть руки (потому-то он, дескать, и не стал великим музыкантом).
Имелась ли у этих жутковатых историй сексуальная (педофильско-инцестуальная) подоплека? В семье Камских -- наверняка нет, а в семье Осетинских?.. Олег был и остается -- сужу даже в отрыве от книги "Прощай, грусть", а скажем, на основе рассказов общих знакомых по далеко не пуританскому Коктебелю -- принципиально аморальным чудовищем, эдаким маркизом де Садом, не пропускающим ничего, что шевелится... Вот рассказ Полины о том, как отец, уже снискав славу первооткрывателя музыкальных талантов, взял себе на дом (уступив просьбе ее родителей) юную ученицу:
"Он изнасиловал ее в первую же ночь, практически на моих глазах, и продолжал делать это на протяжении трех месяцев. На следующее утро он отправил все ее вещи обратно в Москву, оставив один спортивный костюм, пару белья и пригрозил физической расправой, если она скажет кому-нибудь хоть слово. Когда звонила ее мама, он держал трубку в своих руках, готовый в любую секунду ее повесить, и пристально глядя на Диану, пока она говорила, что у нас все хорошо. Ей было пятнадцать лет. /.../ Кстати, он так с ней ни разу и не позанимался".
Саму Полину отец в это время (ей было одиннадцать) заставлял играть на фортепьяно в присутствии посторонних обнаженной по пояс. Ситуация сюрреалистическая: вот они приезжают втроем в Питер, снимают двойной номер в "Астории". Полину кладут отдельно. "Ваша жена ночами все время плачет", -- жалуются соседи Осетинскому. "Они что, не видят, что здесь две девочки?" Полина дает концерт в Большом зале Филармонии и знакомится с престарелой Ириной Одоевцевой.
Порвав с отцом, Полина не сразу порвала с прошлым -- и заплатила за него, наряду с прочим, психиатрической лечебницей. Кроме того, "воспитание по доктору Осетинскому" обернулось "двадцатью пятью хроническими заболеваниями в стадии обострения, предъязвенным состоянием и вегетососудистой дистонией". Впрочем, Полина благодарна отцу за то, что он однажды спас ей жизнь, а произошло это так.
У перекупавшейся Полины случилось воспаление среднего уха. Развился перитонит. Гной мог бы проникнуть в мозг -- и непременно проник бы, не возьмись отец, разозлившийся на дочь за неудачное выступление, бить ее головой о садовую скамью -- да так, что гной (вместе с кровью) вытек наружу.
Разрывы Гата Камский здоров как бык. Живет отдельно от отца -- с женой и ребенком (жену ему, впрочем, двадцативосьмилетнему тогда детине выбрал отец -- причем не в Америке, а в родной Казани; Камские -- татары).
"В прессе любили эксплуатировать образ Рустама -- жестокого человека, который истязает своего сына. Ерунда! Единственный, кто может его критиковать, -- я сам, -- говорит сегодня Гата. И столь же загадочно добавляет (на вопрос, встречается ли он нынче с отцом. -- Нет, но мы с ним много общаемся по телефону. Вообще у меня масса родственников".
Полина поведала миру подноготную (наверняка не всю) -- и, главное, раз и навсегда порвала с отцом. Гата проявил сдержанность, доходящую до скрытности, -- и какие-то отношения с отцом сохранил. Оба вундеркинда освоились во взрослом мире и достигли на профессиональном поприще выдающихся успехов. Оба вышли из-под гипнотической власти отцов, снедаемых непомерными (но осуществимыми! Но чуть было не осуществленными!) амбициями.
Папаши оказались -- один наверняка, другой наверное -- извергами и тиранами. И оба остались -- по большому счету -- на бобах, -- и это подкрепляет несколько натужный оптимизм, которым проникнута (особенно во второй половине) книга под многозначительным названием "Прощай, грусть". Да и послепобедное интервью Гаты -- тоже.
Полина ушла (сбежала от отца) совсем еще девочкой. Гата ушел (отдалился) от отца тридцатилетним мужчиной. Оба, каждый на свой лад, одержали победу.
Но если вспомнить классическую максиму: "Победитель не получает ничего", то получается-то, что победили папаши! Сделали все или почти все, что хотели, -- и не получили ничего, даже -- тюремного срока...
Может быть, потому, что немного все-таки недоделали...
Виктор ТОПОРОВ интернет версия журнала "Город"
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума